То, что Терри Гиллиаму которому требуется
dermcare.ru катастрофически не везет на съемках, стало уже притчей во языцех. Газеты обсосали до косточек все подробности злополучного «Воображариума доктора Парнаса»: кроме того, что двое умерли (Хит Леджер и продюсер фильма), сам Гиллиам умудрился попасть в аварию за рулём своего Мерседес-Бенца и сломать позвоночник. Впрочем, несчастья преследуют режиссера на протяжении всей карьеры: от профессиональных неудач в виде многолетних битв с продюсерами за выход фильма до стихийных бедствий — на съемках «Человека, который убил Дон Кихота», например, ураган разрушил все дорогостоящее оборудование.
Другой на его месте, может быть, и задумался, не посылает ли судьба ему знаки, но Гиллиам плевать хотел на создателя и все его мироздание — последнее, как можно заключить из фильмов режиссера, не очень-то и удалось. И горевать по этому поводу Гиллиам никогда не был намерен.
Он отчаянно бранился, нещадно критиковал пошлый порядок вещей, издевался над гнилыми душонками, смеялся над скудоумием, но никогда не был склонен к состраданию и жалости. Смех Гиллиама изначально не только горький, но и жестокий. Веры в род человеческий и надежды на светлое будущее нет и в помине. Добро не побеждает зло. Так, конечно, происходит и в жизни, но Гиллиам — и это важно — не сочувствует добру и не желает ему победы. Мир достоин того, что с ним происходит. Может, поэтому фильмы Гиллиама так и притягивают катастрофы — око за око, как говорится.
Но можем ли мы винить его за то, что этот мир он видит именно так? Что в его глазах жизнь полна перверзий, отчаяния и одиночества, как в «Стране приливов», а не выглядит лубочной картинкой, где всегда побеждает любовь?
В картинах Гиллиама часто появляется но побеждает только одно — буйная фантазия, подчас не контролируемая самим творцом. Чье воображение окажется сильнее, что перевесит — летающая голова («Приключения барона Мюнгхаузена», «Воображариум») или прямоходящий? В зависимости от того, куда склонялась чаша весов, мы получали фантастические сказки с острыми социальными замечаниями на злобу дня («Бандиты во времени», снова «Воображариум»), антиутопии с кафкианским налетом («Бразилия», «Двенадцать обезьян»), парад фантазий и гротеска («Мюнгхаузен», «Монти Пайтон и святой Грааль», вновь «Воображариум»), сказки («Братья Гримм», «Бармаглот»), саги о духовном искании и борьбе («Король-рыбак»), а то и вовсе картину кривого зеркала, того_как_все_есть_на_самом_деле («Страх и ненависть в Лас-Вегасе», «Страна приливов»).
Гиллиам рассказывает, в общем-то, одну и ту же историю поиска идеального мира, где люди, возможно, не будут выглядеть так уродливо, как в этом. Где-то есть тот священный Грааль, который упрямо ищут герои (как Перси из «Короля-рыбака»), волшебная карта, открывающая миры (как в «Бандитах во времени»), или зеркало из фольги. Гиллиам не строит свой мир, он только создает декорации к нему: все эти карлики, волшебные зеркала, летающие существа, химеры, безумцы и дети-провидцы, пыльные занавесы и театральная бутафория.
Воображаемая страна, дорогу к которой надо найти. Туда пытаются уйти в наркотрипе герои «Страха и ненависти в Лас-Вегасе», по краю этого мира ходит девятилетняя девочка из «Страны приливов», вплотную приближаясь уже и к загробной жизни. Потусторонний мир отчетливо проявляется в творчестве режиссера: все эти сделки с дьяволом, Смерть, которая преследует Мюнгхаузена, реки, ведущие в Аид, и ожившие мертвецы в «Воображариуме».
Иная реальность. Излюбленный прием Гиллиама — как раз перемещение героя из одного состояния в другое (живой-мертвый), эпохи или даже тела. Машина времени появляется сразу в нескольких фильмах. Так, в «Бандитах» мальчик Кевин вместе с шестеркой карликов попадает попеременно к Наполеону, Робину Гуду, Агамемнону и прочим. И эти миры на удивление более реальны, чем тот, в котором живет герой.
Родители Кевина порабощены телевизором и тостером — от этого, в самом деле, надо спасаться. Похожая ситуация развивается и в «Стране приливов» — раскритикованным в пух и прах фильме, в котором многое граничат с педофилией и некрофилией («Страх и ненависть», ставший теперь уже культовым, тоже освистали в Каннах на первом показе). В «Стране» у девочки Джелайзы один за другим умирают отец и мать, и в свое «путешествие» она отправляется вместе с четырьмя куклами с оторванными головами, одноглазой женщиной и ее сумасшедшим братом.
Этот фильм, как ни странно, сближается с ранними работами Гиллиама — «Бразилией» и «Двенадцатью обезьянами». В обоих фильмах вроде бы нет сказочных персонажей, зато абсурда с избытком. Эта конструкция идет от скетчей Монти Пайтона, которые и прославили Гиллиама, обозначили тот угол зрения, под которым он будет смотреть на объективную реальность: бездушный мир, торжество алогичности и тупиковость ситуаций.
В «Двенадцати обезьянах» главный герой Коул возвращался из своего 2035-го года в 1996-й (попутно попадая то в 1990-й, то во времена Первой мировой), чтобы предотвратить эпидемию смертельного вируса, уничтожившего большую часть населения Земли. Однако вместо спасательной операции получаются заточение в психиатрической клинике, мучительные кошмары и медленное схождение с ума: действительно ли он из будущего или это навязчивый бред?
Сны также преследуют главного героя «Бразилии», Сэма Лаури, который с трудом противостоит бюрократической системе. Сначала в этих снах он видит прекрасную незнакомку, которую вскоре встречает наяву, потом — идеальную страну, где нет тревог, страха и квитанций. Сэм растворяется в этих грезах о райском мире, ему страшно вернуться в реальную тоталитарную систему.
Интрига строится на очередной подмене: по ошибке вместо бунтовщика Таттла арестовывают смирного Баттла, который в ходе допроса умирает. Вихрь квитанций, записок, поручений и отчетов не в силах разобраться в путанице: Таттл так и остается Баттлом, что сводит Сэма с ума. Связь этой истории с Кафкой и Оруэллом видна невооруженным глазом, но Гиллиам расставляет свои акценты — да, на той самой манящей Бразилии. Любопытно, что сценарий к этому фильму помогал писать Том Стоппард, у которого отчетливо слышны абсурдистские ноты.
У самого Гиллиама также начинают четко очерчиваться кочующие мотивы. Это, во-первых, двойничество: что Таттл и Баттл, что Коул, который в последней сцене видит самого же себя ребенком, что Мюнгхаузен — актер в этой роли и стареющий прототип. Даже братьев Гримм очень удачно оказывается двое. Апогея этот прием достигает в «Воображариуме». Вот уж поистине ирония судьбы: вместо одного Хита Леджера в силу известных причин мы видим сразу три его ипостаси. Но даже и без этого было бы что сравнивать: Энтони и Тони, чем не двойники?
Среди других, переходящих из фильма в фильм тем какпопросить деньги у вашего мужчины и — бесконечная игра в Алису и Зазеркалье, мифологию, средневековую эстетику и так далее. В последней ленте Гиллиам, как в омут, кидается в комедию дель арте — Пьеро, Коломбина, Арлекин и даже старый греховодник-кукловод. Здесь просто-таки бросается в глаза параллель с самим режиссером и всей его многострадальной кинокарьерой. Балаганчик, движущийся во времени и пространстве, давно везет не только героев Гиллиама, но и его самого. И уже не всегда понятно, кто же правит лошадьми.
Театральные эффекты и круговорот воображариума с самого начала рисковали поглотить его целиком, и в последнем фильме это, кажется, начало происходить. На первый план нагло вылезли как раз те самые декорации — костюмы, пертурбации, «молочные реки и кисельные берега» — а сам воображаемый мир, его герои и их, что называется, вертикальные смыслы, поблекли.
Возможно, в фильме действительно важна проблема выбора, что-то новое об извечной игре дьявола с человеком, возможно даже Энтони/Тони отсылает нас к святому Антонию. Но. Этого не увидеть никогда за лестницами, ведущими в поднебесье, гигантскими туфлями и ходулями. Гротескна не ситуация, а всего лишь предметы, окружающие ее. За этой мишурой не сразу даже и услышишь авторское «надо рассказывать историю». Здесь эта история — увы — проигрывает бутафории и свистопляске фантастических картин.
Но может все еще выправится. Гиллиам предводительствует своим летающим цирком уже много лет и останавливаться пока не собирается. Он до сих пор надеется завершить «Дон Кихота». Он планирует снять «Нулевую теорему» (говорят, будет что-то про фантастику и компьютеры). Он планирует продолжать борьбу с судьбой и самим собой.
Будет ли преследовать рок Гиллиама и дальше? Чертовски интересно. Порой складывается ощущение, что Гиллиам заключил какое-то соглашение с высшими силами — те ставят грубые подножки, но дверь в свой таинственный мир оставляют открытой.
Дата размещения: 19-04-2012, 13:23
